Фрида Кан, урождённая Филипп
Хуго Кан
Гортензия Адлер, урождённая Блюм
Адольф Адлер
из Др. Дан Филипп (Израиль)
В память о моей тёте - сестре отца - и о моём дяде
1. Фриде Кан, урождённой Филипп, родившейся 15 октября 1889 года и Хуго Кане, родившемся 23 апреля 1881 года бывший адрес: Брабантштрассе, город Ахен
и в память о родителях моей матери
2. Гортензии Адлер, урождённой Блюм, родившейся 26 июля 1876 года и Адольфе Адлере, родившемся 21 ноября 1866 года бывший адрес: Маастрихтерлаан 153, город Валс, Нидерланды. Даты смерти: 20 и 23 июля 1943 года, концентрационный лагерь Собибур
Самые яркие воспоминания о тёте Фриде это наши семейные поездки в Валс к дедушке с бабушкой – тётя Фрида, мама и я. И её французский язык, которому она якобы обучилась в детстве, частенько бывая в Париже и Нанси. Однажды я спросил маму, как бы невзначай: «Но мы же немцы?», на что она ответила: «Да, но обстоятельства изменились, теперь мы и евреи тоже».
Год спустя, в Хрустальную Ночь, дядя Xуго прокрался тайком в дом моей матери по улице Роонштрассе. И снова я спросил маму: «Что с ним? Он как-то странно выглядит». У него были заплаканные глаза, он дрожал всем телом. К тому времени я уже был достаточно умён, чтобы понять – с ним произошло что-то плохое, потому что мы – евреи. Много позже я понял, что найдя у нас дома надёжное убежище, дядя Хуго спасся от концлагеря. Моя мать была вдовой и, словно чудом, его не забрали как остальных еврейских мужчин.
В наших кругах было принято замалчивать антисемитские акции, убеждать самих себя, что всё это - не более чем временные, случайные происшествия, - в то время как на дворе стоял 1938 год. Как много евреев отправились на смерть, ведя себя подобно страусам...
В последний момент мама приняла решение отослать меня тайком с пограничным паспортом через границу в Валс, к дедушке и бабушке. Сама же подготавливала эмиграцию семьи в Палестину.
Прощание с дядей Xуго и тётей Фридой было нелёгким. Дядя Xуго был добродушный, сердечный человек, который даже самые тяжкие удары судьбы принимал с юмором. Он работал коммивояжёром, продавая сигары и сигареты, и тайком курил у нас дома, несмотря на строгий запрет тёти Фриды. И вот, в столь опасные, наполненные эмоциями часы прощания, он сказал мне, с непоколебимым достоинством: «Ну что, малыш, не хочешь разок затянуться моей сигарой? Небось, уже будешь заядлым курильщиком, когда мы вновь увидимся». Слёзы стояли в его глазах. Предчувствовал ли он что-либо? «О нет! - твёрдо сказала тётя Фрида. – Иди через границу. Мои дети и твоя сестра уже тоже уехали. Радуйся, что дедушка с бабушкой живут в Валсе. Не бойся! Мы приедем следом. А если не удастся, передай мой поцелуй, которым я тебя сейчас поцелую, Вернеру и Рут (её дети). А теперь: Пока!»
Я больше никогда её не видел. Я передал её поцелуй Рут в Лондоне и Вернеру в Израиле, куда он добрался в 1944 году через Амстердам, Францию и Барселону. Курить я не могу, может быть потому, что следующей встречи с дядей Xуго и тётей Фридой не было суждено состояться.
Я оставался у бабушки с дедушкой, Гортензии и Адольфа Адлер, в Валсе с ноября 1938 и до 1 марта 1939 года. В тот далёкий мартовский день мы с мамой эмигрировали в Палестину. В эти 3 с половиной месяца я почти каждый день бегал на границу с Германией и с надеждой вглядывался вдаль, с надеждой увидеть свои маму, тётю Фриду и дядю Xуго. Напрасно! Дедушке с бабушкой было нелегко со мной, что у меня до сих пор вызывает чувство вины. Прощание с ними было довольно лёгким, ведь кто мог знать тогда, в марте 1939 года, что несчастье обрушится и на них? Они мечтали о Палестине, особенно дедушка, - о стране, в которой текут молоко и мёд. Его мечтой было провести там остаток своих дней фермером. К сожалению, судьба уготовила ему другую дорогу.
Тётю Фриду и дядю Xуго перевели в 1942 году из лагеря Грюнер Вег на восток, где они и нашли свою смерть от руки нацистов.
Деда с бабкой депортировали в Собибор. Они догадывались, что ничего хорошего их не ждёт. Много позже их соседи в Валсе рассказали моей сестре, что перед депортацией они закопали свои ценные вещи в саду. Ничто не было найдено.
Остаётся лишь надеяться, что они умерли в надежде на спасение хотя бы своей дочери и внуков.
Возможно, и тётя Фрида с дядей Xуго чувствовали перед смертью, что их потомки останутся в живых.
Лично меня это не утешает, возможно, дело в моём преклонном возрасте (79 лет). Несмотря на то, что я живу в кругу моих детей и внуков. Боль засела слишком глубоко!